– Что ж… – Пибоди обдумала сказанное. – К яду чаще прибегают женщины, а не мужчины.
– Да, так говорит статистика.
– По словам Лиссет, Мирри Хэлливелл знала о секретном рецепте. Допустим, она вычислила, что мы узнаем рецепт, и нарочно не положила шоколад в питье. Таким образом, Лиссет невольно составила бы ей алиби.
– Слишком сложно, – задумчиво отозвалась Ева. – Но не исключено.
– А может, сама Лиссет не положила шоколад в питье по причинам, известным только ей одной. Да, знаю, – торопливо добавила Пибоди, – звучит не слишком убедительно.
– Если мячик не бросать, он не запрыгает. Не будем пока исключать эти варианты.
Ева свернула к тротуару. Когда она вышла из машины, настроение у нее чуть-чуть улучшилось: она заметила презрение в зорком взгляде привратника.
– Эй, леди, вы не можете оставить тут эту груду железа.
– Знаешь, сколько обещаний сексуальных услуг пришлось раздать моей напарнице, чтобы заполучить эту груду железа?
– Оказывать сексуальные услуги должна была ты, – напомнила Пибоди.
– У меня пока руки не дошли, но, может, еще придется. Ну а пока… – Ева извлекла жетон. – Придется тебе глаз не сводить с этой груды железа, как будто это шикарный «Икс-Эр-5000» прямо из салона. А сейчас звони наверх и предупреди… Пибоди, к кому мы там идем?
– К Фергюсонам.
– Передай Фергюсонам, что мы пришли с ними поболтать.
– Мистер Фергюсон уже покинул здание, у него деловой завтрак. Миссис Фергюсон еще дома.
– Вот и позвони ей. И поживее.
Его эта перспектива не слишком обрадовала, но он позвонил в квартиру и пропустил их в дом.
Они попали в хаос. Эйлин Фергюсон держала на руках ребенка неопределенного возраста. Весь рот у него был облеплен какой-то липкой розовой дрянью. Он был в ползунках, украшенных скалящимися динозаврами.
Ну, раз динозавры скалятся, значит, сейчас их будут кормить, решила Ева. И с какой это радости взрослые украшают своих отпрысков изображением голодных хищников? Ей этого никогда не понять.
Откуда-то из задних комнат доносились вопли не то восторга, не то ужаса вперемешку с пронзительным лаем. На хозяйке дома был свитер цвета ржавчины, широкие черные брюки и пушистые тапочки цвета сахарной ваты. Ее каштановые волосы были стянуты сзади в «конский хвост», а зеленовато-карие глаза хранили удивительное – с учетом уровня шума – спокойствие.
Ева даже подумала: а не нюхнула ли она чего-нибудь, перед тем как открыть дверь?
– Вы, наверно, по поводу Крейга Фостера. Заходите, если не боитесь. – Эйлин отступила на шаг назад. – Мартин Эдвард Фергюсон, Диллон Уайетт Хэдли! – Она не стала кричать, но ее приятный голос разнесся по всей квартире. – Или вы сию же минуту успокоитесь, или я разберу этого пса на запчасти и спущу в утилизатор мусора. Простите, кофе? – обернулась она к Еве и Пибоди.
– Спасибо, не беспокойтесь.
– Заводной терьер, – пояснила Эйлин. – В припадке полного безумия я купила его Мартину на день рождения. Теперь приходится за это расплачиваться.
Но Ева заметила, что уровень шума заметно снизился. Похоже, Эйлин в прошлом уже приходилось пускать в ход свою угрозу насчет утилизатора мусора.
– Присядьте. Я только усажу Энни на стульчик.
Стульчик представлял собой сложное сооружение, расписанное яркими красками, снабженное множеством разноцветных кнопочек и каких-то крутящихся штучек, чтобы занять любопытные пальчики. Стульчик бибикал и жужжал, издавал зловещие, по мнению Евы, смешки. Но Энни мгновенно занялась делом.
– Ходят слухи, что мистер Фостер был отравлен, – Эйлин опустилась в кресло. – Это правда?
– Да, мы установили, что мистер Фостер проглотил ядовитое вещество.
– Просто скажите мне: могу я без страха отправить детей в школу?
– У нас нет причин полагать, что детям угрожает какая-то опасность.
– Слава тебе, господи! Не хочу, чтобы с Мартином – да с кем угодно из детей! – что-то случилось. И в то же время – видит бог! – не хочу целый день сидеть с четырьмя детьми.
– Четырьмя? – переспросила Ева, ощутив прилив ужаса и сочувствия. – Но в школьных записях числится только Мартин Фергюсон…
– На этой неделе я дежурная мамаша.
– Что это значит?
– На мне группа. Мартин, Диллон с верхнего этажа, Колли Йост – будет здесь с минуты на минуту, и Мэйси Пинк. Ее мы забираем по дороге, она живет в соседнем квартале. Отвозим их в школу, привозим обратно после уроков. Если в школе каникулы или почему-то нет занятий, я сижу со всеми. А в обычные дни мы меняемся: каждую неделю дежурит кто-то один.
– Вы были в школе в день смерти мистера Фостера. Вы отметились на входе вскоре после восьми и пробыли в школе сорок минут.
– Да, в тот день я привезла их пораньше, сдала во внеклассную группу, а потом мне пришлось пройти в диетцентр: надо было получить разрешение на дюжину кексов.
– Родители или дети часто приносят в школу еду из дома?
– Это жуткая морока. У Мартина был день рождения, отсюда и кексы. У меня было предварительное разрешение. Нельзя приносить извне еду для школьников без предварительного разрешения. Приходится заполнять бланк, – объяснила Эйлин, – указать тип пищи и все ингредиенты на случай, если у кого-то из детей есть аллергия или религиозный запрет на употребление той или иной пищи. Если им родители запрещают.
Эйлин ненадолго замолчала, принялась вынимать из корзины и складывать неправдоподобно крошечные одежки.
– По-моему, это заноза в заднице, но правила очень строги, и тут уж ничего не поделаешь. Заявление должны подписать директор и диетсестра. Как будто речь идет о национальной безопасности. Я получила разрешение, да еще и штраф заплатила: забыла сок принести – запивать кексы. Потом я заметила, что схватила школьную сумку Колли вместо сумки с памперсами Энни. Пришлось возвращаться во внеклассную группу и менять их. А тут Энни как раз и выдала мне по полной программе: я поняла, что ей срочно нужен новый памперс. Я сменила памперсы. Думаю, это могло занять сорок минут.