Ева нахмурилась:
– С какой это стати я должна переодеваться?
– Считай это мерой предосторожности. Вдруг и сегодня у тебя будет обычный рабочий день, и ты вся извозишься в крови, брюки порвешь, преследуя подозреваемого по горячим следам…
– Судя по всему, мне придется провести день, зарывшись в бумаги. И я с места не сдвинусь. Во всех смыслах слова.
– Ну, если дела пойдут столь трагично… Нет, только не этот жакет.
– А что с ним не так?
Ева сердито нахмурилась, хотя в душе была счастлива. Ее так порадовало его замечание, возвращение к нормальной атмосфере, что она готова была улыбнуться во весь рот, как полная идиотка.
– Он не телегеничен. Будет плохо смотреться на экране.
– Я тоже.
– Увы, с этим не поспоришь. И тем не менее… – Рорк встал и вошел в ее гардеробную.
– С какой это стати ты должен выбирать для меня одежду? Мне это не нужно.
– О, дорогая Ева, тебе это просто необходимо.
Рорк извлек на свет божий жакет в бронзовых тонах. Ева готова была присягнуть, что никогда его раньше в глаза не видела. К этому жакету он подобрал брюки шоколадного цвета и кремовую водолазку.
– Позволь себе дикую выходку, – добавил Рорк, вывешивая одежду на спинку дивана. – Надень сережки. Пожалуй, маленькие золотые колечки.
Только она хотела на него рявкнуть, как он обхватил ее лицо ладонями и поцеловал в губы долгим, глубоким и нежным поцелуем.
– Как я обожаю этот ротик, – прошептал Рорк. – Особенно когда он собирается изречь нечто саркастическое. Как тебе яичница с беконом? Способна высечь хоть искру энтузиазма в твоей очерствевшей душе?
– Куда больше, чем пара золотых колечек у меня в ушах, – проворчала Ева.
Но она нашла и нацепила сережки, оделась в то, что он для нее выбрал. Ей было приятно, что он поддразнивает ее из-за одежды.
И только она собралась сесть завтракать вместе с ним, и кот уже вспрыгнул на валик дивана, примериваясь к бекону, как в кармане у Рорка зазвонил сотовый телефон.
Ева все поняла в тот самый миг, как он прочел номер на определителе.
– Ответь, – сказала она, хотя он уже сунул было телефон обратно в карман. – Похоже, она тоже любит вставать рано.
– Я переключил ее на голосовую почту. Давай поедим, пока все не остыло.
– Ответь, – повторила Ева. – Все равно Пибоди будет здесь с минуты на минуту. Увидимся позже.
– Черт бы тебя побрал, Ева.
– Позже, – бросила она на ходу.
– Симпатичный прикид, – заметила Пибоди, входя в вестибюль в тот самый момент, когда Ева спускалась по лестнице. – Рорк, верно?
– Кто же еще? Ведь мне же нельзя доверить столь ответственный процесс! Дай мне волю, и я совершу ряд тяжких уголовных преступлений против мира моды. Распугаю маленьких детей своим видом и вгоню в краску взрослых!
– Ну это еще не уголовка, а так… проступок. А мы не поднимемся к тебе в кабинет, а? К твоему автоповару?
– Нет. – Ева рывком натянула на себя пальто. Соммерсет стоял рядом – мрачный, молчаливый стражник. – Что-то все сегодня как сговорились – подниматься спозаранку, черт бы их побрал. Надеюсь, моя машина стоит там, где я ее оставила. – Накинулась на него Ева. – А если нет, я возьму ее сама, выволоку тебя из дома и перееду пару раз.
– То, что вы называете машиной, в настоящий момент позорит своим видом фасад дома.
– Пибоди! – Ева знаком велела напарнице идти вперед и выждала, пока та не скрылась за дверью. – Если она придет сюда, я хочу знать. Я хочу быть в курсе, если она придет в этот дом. Тебе ясно?
– Да.
Ева вышла на ледяную стужу – без шапки, без перчаток. Она села за руль.
– Первый адрес.
Пибоди продиктовала адрес и робко откашлялась.
– Тяжелая выдалась ночка?
– В жизни таких полно.
– Слушай, если хочешь поговорить, просто излить душу, напарники для того и существуют.
– Появилась женщина.
– Да ни в жисть!
Это было сказано с такой железной уверенностью, что при любых других обстоятельствах Еве сразу стало бы легче.
– Появилась женщина, – повторила она. – Когда-то давным-давно у него был с ней роман, у них все было серьезно. И вот она вернулась и подбивает клинья, а он не понимает. Не видит, что это клинья, не видит, что она собой представляет под всем этим глянцем. У нас проблема.
– А ты уверена… – Стоило Еве бросить взгляд на Пибоди, как та сразу смолкла. – Ладно, ты уверена. Первое, что я хочу сказать: он не станет гулять от тебя налево с кем бы то ни было. Но видеть, как какая-то сучка к нему принюхивается, все равно хреново. Может, пойти потолковать с ней? Не въедет – прижать. Мы могли бы запросто ее вздуть, запихнуть в самолет и отправить в Сибирь.
– Было бы здорово, но я ничего не могу с ней сделать. Пальцем ее тронуть не могу, не могу забить ее до смерти молотком и где-нибудь закопать.
– Закопать ее надо подальше от Нью-Йорка, а не где-нибудь.
Эти слова вызвали у Евы слабый смешок.
– Я не знаю, что с этим делать. Не знаю, могу ли я на него давить или лучше отойти подальше. Насколько дальше? Не знаю, как в таких случаях действуют. По-моему, я уже все изгадила.
– По-моему, тебе следует сказать ему, что это причиняет тебе боль.
– Мне до сих пор не приходилось говорить ему ничего подобного. Я еще и рта не открою, а он уже сам все видит. – Ева сокрушенно покачала головой. – Меня это убивает. Это нас убивает. А теперь мне надо выбросить это из головы и начать работать. Все!
Ева пересказала напарнице свой разговор с Лиссет Фостер, объяснила, что в термосе, изъятом с места преступления, не хватало решающего ингредиента.
– Можно сделать вывод, что яд был добавлен в питье после прихода в школу, а скорее всего, речь идет о подмене термоса.