– О, да, – согласилась Ева. – Секреты у нее есть.
– Думаешь, они имеют касательство к этим убийствам? Каким образом?
– Для нее жизненно важно сохранить статус-кво. – Поскольку Еве легче было рассуждать, имея перед глазами видеоряд, она вывела фото Аллики с удостоверения личности на стенной экран. – Она порвала с Уильямсом. Но мужу с ним изменила, тут двух мнений быть не может. – Разделив экран, она вывела рядом с лицом Аллики лицо Оливера Страффо. – Но тем самым она опасно накренила свою собственную лодку. Ее это напугало. Ей надо, чтобы воды успокоились. А они никак не желают успокаиваться. Во всяком случае, у нее в душе. Но надо делать вид, что все в порядке. Поэтому ей нужны лекарства.
– Не понимаю, какое отношение это имеет к твоему расследованию.
– Все связано. Она потеряла ребенка.
Ева добавила к изображениям снимок невинного и обреченного маленького мальчика.
– Он очарователен, – заметил Рорк.
– Да, на него приятно смотреть. На Аллику тоже. Но ее фотографии четко делятся на «до» и «после». Вот что меня больше всего поразило в этом доме. На снимках это видно. В глазах. Они оба – и муж, и жена – ранены и истекают кровью. Они ходят, они заняты делами, делают вид, что все в порядке. Вот она споткнулась, завела эту интрижку на стороне. Он знает. По крайней мере догадывается. Думаю, он знает, что она порвала с любовником. Он не устраивает ей сцену. Поддерживает видимость, статус-кво. Они уже потеряли одного ребенка. Они не могут провести себя и свою дочь через испытание разводом.
Ева добавила на экран фотографию Рэйлин.
– А теперь у нас есть два убийства, и оба совершены прямо у них на заднем дворе. Затрагивают их напрямую. Она напугана, вся дрожит. Он замкнут и рассержен.
– А девочка?
Ева взглянула на экран.
– Зачарована.
– Вот оно что. Дети бывают очень жестоки. Смерть для них – это то, что касается только других. Она так далека от них самих. Они так невинны, что верят, будто смерть их не затронет. Поэтому она кажется такой притягательной и интригующей.
– И ты называешь это невинностью? Это больше похоже на наивность.
– Наверно, это лучше назвать просто детством. – Рорк подлил вина ей и себе. – Просто их детство не похоже на твое или мое.
– Да уж. Совсем не похоже. Рорк?
– Да?
Ева начала говорить, но передумала и продолжила уже о другом:
– Мне кажется, мы с тобой просто не можем объективно судить о такой семье, как эта. – Ева указала на экран. – Но я точно знаю, что в этом доме есть ответы на мои вопросы. И я их найду. Каждый из них, каждая сторона этого квадрата, ставшего треугольником – отец, мать, дочь, – она нарисовала треугольник в воздухе, – что-то знает. Что-то их соединяет и в то же время держит на расстоянии друг от друга. И мне придется изучать каждый отрезок по отдельности, чтобы понять.
После ужина Ева начала поиск и сравнительный анализ всех имен из адресных книжек, изъятых в доме Страффо. Пока шел поиск, она принялась составлять сравнительную таблицу расписаний.
«Пересечения, – подумала она вновь. – Параллельные линии. Но тут треугольник, а не круг».
Она машинально начертила треугольник в блокноте, провела горизонтальную прямую линию в середине.
– Как бы ты это назвал?
Рорк заглянул ей через плечо.
– У тебя здесь пропорциональность относительно средней точки. Отрезок, концы которого являются средними точками двух сторон треугольника. Отрезок, параллельный третьей стороне, по длине равен половине длины этой стороны.
– Нет, ты просто суперпсих. А я вижу что-то вроде коробки внутри треугольника. Связь с другим источником.
– И это тоже.
Рорк ушел в кухню, а Ева встала и внесла дополнения в данные на доске. Она не успела закончить, а компьютер уже сигнализировал о выполнении задания.
– Вывести результаты на экран. – Только она повернулась, как Рорк вернулся из кухни с подносом в руках. – Мы же уже поели?!
– Действительно, поели. – Он подошел к столу, поставил поднос, взял с него десертную тарелочку и протянул ей. – А это домашнее шоколадное печенье со сливочной тянучкой.
Ева почувствовала, как ее сердце просто тает. И ничего она с этим поделать не могла.
– Черт бы тебя побрал, ты никогда ничего не упускаешь!
– Можешь потом поблагодарить Соммерсета.
– Ага, как же.
– Это я его попросил испечь порцию, поэтому можешь поблагодарить и меня тоже.
Рорк держал тарелочку так, чтобы она не могла дотянуться. Указательным пальцем свободной руки он выразительно постучал по губам. Ева картинно закатила глаза, наклонилась, чмокнула его в губы и схватила печенье.
– Будь я проклята, если поцелую Соммерсета в его птичий клюв. – Она откусила от печенья и застонала. – О боже, да это просто… А еще есть?
– Возможно.
– Пожалуй, не стоит съедать сразу все. Мне кажется, это шоколадный вариант тяжелых наркотиков. Типа «Зевса». – Откусив еще, Ева принялась за чтение данных. – Черт! Я же знала, что я права.
– Насчет? – Рорк пробежал глазами данные. – Некая Хармон Куэлла, пол женский, возраст – пятьдесят восемь, проживает в Таосе, штат Нью-Мексико. Два брака, два развода, детей нет. Род занятий: художник.
– Что за художник?
Склонив голову набок, он продолжал читать.
– Специализируется на модных украшениях из камня и кожи. Из кожи… Вот оно что…
– Вот оно что? – возмутилась Ева. – Черта с два! Это прямое попадание! Если это не источник рицина, я не знаю, что сделаю. Поцелую в губы Соммерсета, вот что! Клещевина до сих пор растет в диких засушливых местах. Бьюсь об заклад, в штате Нью-Мексико такие места есть. И, бьюсь об заклад, художник по коже, живущий в тех местах, использует касторовое масло для выделки кожи.