– Да ну?
– Папа говорит, что я могла бы стать хорошим адвокатом, а мама хочет, чтобы я занималась рисованием или балетом. Мне нравится заниматься балетом. Но еще больше мне нравится разгадывать загадки. Я думаю, может, выучусь на криминалиста. Это правильное слово, я его в словаре посмотрела. Это тот, кто изучает вещественные доказательства. Вы их собираете, а потом другие люди их изучают. Правильно?
– Более или менее.
– Я думаю, собирать доказательства может каждый, а вот изучать их… это совсем другое дело. Это же гораздо важнее, правда? Но я не понимаю, как моя записная книжка может быть вещественным доказательством.
– Вот поэтому я коп, а ты нет.
Улыбка превратилась в обиженно надутые губки.
– Так говорить невежливо.
– А я вообще невежливая. Я забираю вещи, потому что мне нужно разглядеть их получше. На досуге, и чтоб никто мне не мешал. Твой отец получит расписку на все, что мы заберем.
– Мне все равно. Это всего лишь дурацкая книжка, – пожала плечами Рэйлин. – Я все равно все номера наизусть помню. У меня хорошая память на цифры.
– Тебе повезло.
– Я вас по Интернету нашла. Вы раскрыли много дел.
– Закрыла. Если собираешься работать с копами, надо говорить правильно. Мы закрываем дела.
– «Закрыла», – повторила Рэйлин. – Я запомню. Вы закрыли то дело, когда мужчины вломились в дом и всех поубивали, кроме одной девочки. Она была младше меня. Ее звали Никси.
– Ее до сих пор так зовут.
– Она дала вам улики? Ну, вещественные доказательства, чтобы закрыть дело?
– Да, представь себе. А тебе не пора к маме?
– Я хотела бы найти улики по этому делу. – Рэйлин подошла к зеркалу, изучила свое отражение и взбила локоны. – Я же была прямо там, на месте. Я все видела. Я очень, очень наблюдательная. Я могла бы помочь закрыть дело.
– Если что-то вспомнишь, обязательно дай мне знать. А теперь брысь отсюда.
Рэйлин встретилась с Евой взглядом в зеркале. Мгновенная вспышка. Потом она повернулась кругом.
– Это моя комната.
– Это мой ордер. Скройся.
Рэйлин прищурилась и скрестила руки на груди.
– Никуда я не уйду.
На лице у нее было написаны упрямство, самоуверенность, норов. И дерзкий вызов, заметила Ева, – «заставь меня».
Ева не торопясь подошла к ней. Она взяла Рэйлин за руку и выставила ее из комнаты.
– Не стоит брать меня на «слабо». Это ошибка, – тихо проговорила Ева и закрыла дверь перед носом у девочки.
Не только закрыла, но и заперла.
На случай, если Рэйлин вздумает стоять на своем, Ева прошла к двери спальни, заперла и ее.
Потом она вернулась к работе.
Никто ее больше не беспокоил, пока не постучала Пибоди.
– Ты чего дверь заперла?
– Девчонка путалась у меня под ногами.
– А-а, вот в чем дело, ну что ж. Я заставила парней вытащить коробки, которые мы увозим. Все надписано, расписки выданы. Увы, мы не нашли никаких ядов в шкафчике со специями или писем с угрозами в библиотеке. Но кучу дерьма придется перебрать, когда отвезем все это в управление. У тебя тут что-нибудь есть?
– У меня тут кое-чего нет. Не нахожу ее дневника.
– Может, она не ведет дневник.
– Ведет. Она об этом упоминала, когда Фостер был убит. Не могу его найти.
– Они здорово умеют прятать, эти девчонки.
– А я здорово умею находить, если только дневник здесь.
– Это точно. – Пибоди задумчиво вытянула губы трубочкой и огляделась. – Может, она все-таки не ведет дневник. Десять лет… Переходный возраст. Девочки уже начинают интересоваться мальчиками. В дневниках только о них и пишут.
– Она развита не по годам. В любом случае я хочу видеть этот дневник, что бы там ни было написано. Пусть даже: «Мама с папой не дают мне сделать татуировку. Такие вредные!» Или: «Джонни Красавчик посмотрел на меня в коридоре!»
– И что нам даст такой дневник, даже если он у нее есть?
– Обычные ежедневные записи. Что мама сказала папе, что сделал учитель и так далее. Дети подмечают такие вещи. А эта соплячка еще и наглая к тому же.
– У тебя все дети – наглые сопляки, – усмехнулась Пибоди.
– Само собой. Но у этой что-то есть. – Ева оглянулась на зеркало, вспомнила, как Рэйлин смотрела на себя, вспомнила эту вспышку в ее глазах. – Если ее что-то разозлит или ранит ее нежные чувства, держу пари на твою задницу, она об этом напишет. Так где ее записи?
– Ну… Может, Макнаб найдет что-нибудь скрытое на ее компе. Если она такая умная, она захочет держать свое недовольство подальше от мамочки, папочки и няни.
– Пометь это флажком.
– Есть. Только это как-то уж больно натянуто, Даллас.
– Может, и натянуто, – ответила Ева. – А может, и нет.
Когда предметы, изъятые из квартиры Страффо, были доставлены в управление, Ева захватила комнату для совещаний. Там они с Пибоди все разложили на большом столе и рассортировали по помещениям, из которых те или иные вещи были изъяты, а также по персонам, которым они принадлежали.
Ева притащила в комнату для совещаний свою доску, прикрепила фотографии различных предметов.
Изучила, обошла доску кругом, походила взад-вперед.
– Прошу прощения, лейтенант. Мне нужно поесть.
Ева рассеянно оглянулась.
– Что?
– Даллас, мне надо поесть, а не то я начну жевать собственный язык. Я могу заказать что-нибудь или сбегать в столовую.
– Валяй.
– Блеск. Чего ты хочешь?
– Зацапать этого сукина сына.
– Поесть, Даллас. Чего тебе принести?
– Не имеет значения, лишь бы запивать кофеином. У нее был целый сундук фотографий.
– Прошу прощения?
– У Аллики. В ее комнате. Хорошенький такой сундучок на верхней полке в шкафу. Не то чтобы спрятан, но не на виду. Там полно снимков умершего сына, локон его волос, его игрушки, кусок одеяльца.