Роскошная шелковая пижама не могла ни скрыть, ни смягчить ее бледности и запавших глаз.
– Простите, это не может подождать? Я больна.
– Вам хватило сил отвести вашу дочь в школу этим утром. Там что-то случилось? Почему вам стало плохо? А может быть, вы неважно себя чувствуете, потому что ваш муж согласился защищать вашего любовника?
– Он мне не любовник. Он был ошибкой. Прошу вас, оставьте меня в покое.
– Нет, этого не будет. – Ева положила руку на косяк, прежде чем Аллика успела закрыть дверь. – Вы исправили эту ошибку сегодня утром?
– Я устала. – В глазах у Аллики появились слезы и полились по щекам. – Я просто больна, мне плохо. Я хочу, чтобы всего этого не было. Чтобы все забылось.
– И поэтому вы помогли Уильямсу нырнуть в третий раз?
– Что? О чем вы говорите? Ну хорошо, входите. Просто заходите. Я на ногах не держусь, у меня нет сил с вами спорить.
Она отвернулась от двери, ушла в гостиную, села на один из диванов и уронила голову на руки.
– Господи, какой же я была дурой! Зачем я только подпустила его к себе? Зачем позволила к себе прикоснуться? И сколько теперь я должна за это заплатить?
– Он что, требовал от вас денег?
– Денег? – Аллика вскинула голову. – Нет-нет. Он сказал, что позвонит Оливеру, заставит Оливера защищать себя. Какой же он мужчина после этого? И у него были в спальне эти ампулы? Как мне теперь убедиться, что он не испробовал их на мне? Мне дурно.
– И вы задали ему все эти вопросы сегодня утром?
– Нет. Я собиралась. Я пыталась отговорить Оливера, чтобы он не представлял его интересы, но Оливер был настроен решительно. Мне надо было знать, что Рид ему сказал, я хотела убедить Рида, чтобы он взял другого адвоката.
Ева села.
– Давайте поговорим под запись, чтобы права всех заинтересованных лиц были защищены. Я зачитаю вам ваши права.
– Но…
– Вы замужем за адвокатом. Вы должны знать, как это работает. Включить запись. – Ева прочитала формулу, не сводя глаз с лица Аллики. – Вам понятны ваши права и обязанности?
– Да, конечно.
– Вы отвели вашу дочь в школу этим утром. Были там около семи тридцати.
– Да, я подумала, если я сама ее отведу и Рид будет на месте… Я увидела его фамилию на экране, в списке прибывших. Поэтому я проводила Рэйлин в драмкружок, а сама вернулась. Я думала, в этот ранний час он, наверное, в фитнес-центре. Но его там не было, и я решила заглянуть в бассейн. Я их услышала, когда вошла в раздевалку.
– Кого вы услышали?
– Рида и директрису Моузбли. Они ругались, кричали друг на друга. Она ему говорила, что ему конец, что ноги его больше не будет в школе. Что, если он сам не уволится, она позаботится, чтобы его уволили.
– И почему это вас так расстроило?
– У них был неприятный разговор, но не это меня расстроило. Я уж было повернулась, чтобы уйти. Не хотела, чтобы они меня там застали. Но потом… Потом он сказал: «Только попробуй, Арнетта». Сказал так, будто это его позабавило. Мне даже показалось, он засмеялся. – Аллику передернуло. – Никогда не слышала, чтобы он так разговаривал. Так жестоко, так мерзко. Со мной он всегда был так ласков, так любезен. Даже когда я сказала ему, что совершила ошибку. Он проявил понимание. Но сегодня…
– Что еще вы слышали?
Аллика облизнула пересохшие губы.
– Он сказал ей, что пойдет ко дну не один. Надави на него, и он надавит в ответ. И как, по ее мнению, совет директоров воспримет новость о том, что она его трахала… Он именно так и выразился. Она его трахала – одного из школьных учителей – в этом самом бассейне. На священной школьной территории. И у себя в кабинете. Мне стало тошно, когда я это услышала. Он начал описывать в деталях, что именно они делали вместе. Я не могла этого вынести.
– А Моузбли? – спросила Ева. – Как она отреагировала на угрозу скандала?
– Я не знаю. Я выбежала, потому что мне стало плохо. Я бросилась в одну из уборных, и меня вырвало. – Аллика прижала пальцы к губам и зажмурила глаза. – Мне было так стыдно. Я сама себе была противна. Что я наделала? И с этим человеком я изменила мужу?! А теперь он это использовал, использовал Оливера, потому что он знает: я слишком большая трусиха, я не осмелюсь рассказать Оливеру, что я натворила. Он знает, что я буду молчать, а теперь, я думаю, директриса Моузбли тоже будет молчать. А он просто выберет себе новую дурочку.
– Нет, не выберет. Он мертв.
Аллика уставилась на Еву. Потом ее глаза закатились, и она соскользнула на пол, как тряпичная кукла.
Придя в себя, Аллика ударилась в истерику. Она тряслась в рыданиях, она словно обезумела. Шок, притворство, чувство вины? Все могло быть. Ева решила отложить суждение на потом. И тут в пентхаусе появилась Кора с покупками в руках.
– В чем дело? Что случилось? О боже, что-то с Рэйлин?
– С ней все в порядке. – Ева выждала, пока Кора, бросив сумки, не придет на помощь Аллике. – Успокойте ее. Дайте ей транквилизатор, если нужно. Мы закончим допрос позже.
– Мистер Страффо?
– С ним тоже все в порядке, насколько мне известно. Успокойте ее, отведите в спальню, а потом возвращайтесь. У меня к вам есть пара вопросов.
– Тихо, тихо, дорогая, успокойтесь. – Кора была прирожденной сиделкой. Ее голос автоматически понизился и стал напевным. – Пойдемте с Корой. Пойдемте. Ну-ну, не надо плакать, все будет хорошо.
– Все рушится, – рыдала Аллика, пока Кора поднимала ее. – Он умер. О боже, он умер!
Кора бросила встревоженный взгляд на Еву.
– Еще один учитель, – пояснила Ева.
– Господи Иисусе! Да-да, милая, идемте со мной. Вам надо прилечь.
Кора отвела хозяйку дома к внутреннему лифту, а не к лестнице. Она буквально тащила Аллику на себе, как ребенка, без всяких усилий.