Наивная смерть - Страница 45

Она была в комнате мотеля в Далласе. Ледяной холод, мутный красный свет рекламы секс-клуба на другой стороне улицы мигает в окне. В руке у нее нож, все руки в крови. А он лежит – человек, который дал ей жизнь. Который бил, мучил, насиловал ее.

Сделано, сказала она себе. Уже взрослая женщина, а не ребенок, держит в руке нож. Сделано то, что надо было сделать. Взрослая женщина, чья рука до сих пор болит, хотя кость ломали ребенку.

Она слышала запах крови, запах смерти.

Обхватив сломанную руку, она попятилась, потом повернулась. Надо бежать с места преступления.

Дверь спальни была открыта, на постели двигались две обнаженные фигуры. Двигались красиво и плавно. Текуче. А красный свет все мигал, то вспыхивал, освещая их, то гас и опять вспыхивал. У него были темные блестящие волосы, ослепительно яркие глаза. Ей были знакомы овал его лица, разворот плеч, линия спины, игра мышц.

Женщина, которой он овладел, застонала от наслаждения. Ее золотистые волосы блеснули в мутном красном свете.

А боль все разрасталась – она была сильнее, чем когда ей ломали руку, сильнее, чем тогда, когда насиловали. Боль пульсировала в каждой клеточке ее тела, в каждой мышце, в каждой поре.

Мертвый отец Евы тихонько засмеялся у нее за спиной.

– Ты же не думала, что он на самом деле останется с тобой? Взгляни на него, взгляни на нее. Ты даже сравниться с ней не можешь. Все изменяют, малышка.

И опять она превратилась в маленькую девочку. Ей было дурно от боли, ее тошнило, и она ничего не могла поделать. Она была беспомощна.

– Ну давай, чего ты стоишь? Иди, поквитайся с ними. Ты же знаешь, как это делается.

Она опустила взгляд. В руке у нее был нож. Лезвие красное и липкое.

Глава 9

Если бы взгляды могли убивать, секретарша Миры, фанатично радеющая о ее интересах, уже уложила бы Еву насмерть. Но Ева ухитрилась остаться в живых под негодующими буравчиками, вошла в кабинет и увидела Миру за письменным столом.

Как всегда, Мира выглядела спокойной и собранной. Ее собольи волосы отросли и были уложены завитками в задорную прическу. Ева никогда такой раньше не видела. Когда люди меняли свой привычный облик подобным образом, Еву это всегда выбивало из колеи. Она не знала, как к ним обращаться.

Прическа молодила Миру, обрамляла мягкими завитками ее прелестное лицо. На ней был один из ее неизменно элегантных костюмов. Цвет, по мнению Евы, можно было назвать серым, но он больше походил на клубящийся туман, и благодаря ему кроткие голубые глаза Миры казались особенно глубокими.

К этому костюму она подобрала серебряные украшения. Витые сережки и плетенная косичкой цепочка с подвеской, в центре которой помещался прозрачный камешек, на шее.

Интересно, Рорк посчитал бы этот костюм телегеничным? Сама Ева решила, что костюм просто бесподобен.

– Ева. – Мира приветливо улыбнулась. – Прошу прощения, я не успела прочитать отчет.

– Это я прошу прощения. Втиснулась в ваше расписание.

– Для вас местечко всегда найдется. Изложите мне суть, – предложила Мира, вставая из-за стола и направляясь к автоповару. – Тяжелый случай?

– А другие бывают?

– Но сегодня у вас особенно усталый вид.

– Я застряла. Убит учитель истории в частной школе.

И она рассказала все, пока Мира программировала свой любимый цветочный чай.

Мира жестом пригласила Еву сесть, села сама и протянула Еве одну из чашек.

– Отравление говорит о дистанции, – заметила Мира, потягивая чай из своей чашки. – Оставляет руки чистыми. Нет нужды в физическом контакте. Обычно это говорит о бесстрастности. Зачастую женский способ. Не исключительно женский, но довольно частый выбор.

– Я не могу определить мотив. Первым в списке идет убийство с целью заткнуть ему рот. Предполагается, что ему могло быть известно о сомнительном поведении одного из коллег, который заводил шашни с преподавательницами и матерями учеников.

– Что в принципе могло послужить основанием для дисциплинарных мер, даже для увольнения. Отравление рицином. – Задумчиво проговорила Мира, – несколько старомодный способ, я бы даже сказала, экзотический. Не столь эффективный способ, как некоторые другие, но рицин проще добыть, если есть научные познания.

– Сработал безотказно.

– Да, конечно. Итак, убийство было спланировано по времени и выполнено точно в срок. Не импульсивно, не в пылу момента. Расчетливо. – Балансируя чашкой с блюдцем на колене, что всегда поражало и приводило в восхищение Еву, Мира продолжала: – Можно, конечно, предположить, что яд уже был в репертуаре убийцы и простота доступа побудила его прибегнуть к этому способу вновь. Насколько я поняла из вашего рассказа, убитый не ощущал никакой опасности, не подозревал, что ему угрожают. Не знал, что вызвал чей-то гнев на свою голову.

– Он следовал заведенному распорядку, – подтвердила Ева. – Никто из близких не заметил никаких отклонений.

– Я бы сказала, убийца долго таил в душе злобу, никак не выдавая себя внешне. Спланировал все детали, добыл яд. Убийство для него – просто дело, которое надо сделать. Ему не требовалось наблюдать, как его жертва умирает, прикасаться к убитому, разговаривать с ним. Убийцу ничуть не смущало, что, скорее всего, жертву обнаружат дети.

Мира замолчала и задумалась.

– Если это был кто-то из родителей, я бы сказала, он думает только о своих нуждах и желаниях, забывая об интересах своего ребенка. Учитель? Допустим, дети для него – это работа, обучаемые единицы, а не живые люди. Средство для достижения цели. Все было исполнено эффективно, с минимальной затратой усилий.